«Люди в современном Мире, утратили темы: темы мыслей, темы переживаний… Совсем пусто. Все наши переживания сводятся к здоровью ближних и финансам. Поэтому и духовности почти нет, не о чем писать книги, снимать кино, ставить спектакли.

И вот в жизнь обычного человека из сего дня влетает совсем иное - девочка, живущая в другое время, в других обстоятельствах. И это дает ему шанс осознать пустоту окружающего мира и переосмыслить свою жизнь!»

Роман Каганович,
режиссер спектакля «Можно попросить Нину?»

«Сложно обсуждать спектакль, который вызывает такую реакцию у зрителей. Очень важна атмосфера в зале после - эта пауза между аплодисментами и моментом, когда зрители готовы покинуть зал. Очень часто аплодисменты оказываются дежурными как посильная плата за труд. Но, закончив аплодировать, зрители не бежали в фойе, они что-то поняли, что-то почувствовали в этом спектакле, и, не смотря на свет в зале, ждали чего-то еще, не хотели расставаться. Выбранная форма спектакля - очень изящная, точенная, точная, хлесткая, погружающая. Спектакль не утомил физически, он короткий, но он израсходовал нашу эмоциональность. Короткость и афористичность рисунка спектакля действуют на нас как хорошая «пощечина». Тему войны и блокады можно раскрашивать долго, а краткость этого спектакля доказывает его состоятельность. Есть ощущение полноценного эмоционального высказывания, которое если будет дальше длиться, будет только увеличивать слезливость, чего мы не хотели бы…

Спектакль эмоционально выдержан. Еще мне кажется важной задача актрисы в спектакле, и вы ее блистательно исполняете - не играть тринадцатилетнего ребенка. У Кира Булычева в этом есть странность, Нина – ребенок, который не проявляет себя как ребенок. Это очень понятно - война лишает ребенка детства, тема острейшая, травма старит человека. И мне кажется, что можно чуть-чуть в это поиграться, показать некую разницу между, скажем, пластикой тринадцатилетнего ребенка и абсолютно обожжёнными взрослым сознанием. Вот тип поведения один, а слова - уже взрослого человека. Будет острее и страшнее.
Потрясающая картинка первых сцен, но сразу есть саночки, и я сразу знаю, что спектакль о блокаде, а нужно, чтобы это знание внезапно обнаружилось - с моментом прозрения главного героя. Первые фотографические мизансцены очень хорошо сделаны светово, статуарно - все замечательно, но я бы все-таки продлил эту "детективную" интригу. Хотя, может быть, мы и преувеличиваем осведомленность зрителя: быть может, эти саночки и эта одежда - не маркёр блокады для многих сегодня.
Что мне не нравится в режиссерском рисунке по отношению к Вадиму - тема пьянства, она заявляется артистом, и у нас есть узнавание этого состояния. Он впервые пьяненький звонит Нине, но как это дальше отражается на сюжете? Действительно, может быть, когда пьяный понимает, что он говорит с историей - он сразу трезвеет, вот тут «…как холодом подуло…».
История реализует себя через письмена на стекле - это хорошая тема. Рисунки на стекле, которые соединяют эпохи. Одно время от другого отличает та или иная сторона зеркального стекла, это чудесно.
Вы «спрямляете» времена. Рассказ написан в 70-е, вы делаете его рассказом 2015 года, а мне кажется, что интереснее было бы показать три времени, три отношения. Когда Кир Булычев это пишет в 1972 году - он уверен, что война никогда не повторится, сегодня мы в этом совершенно не уверены, этот диссонанс можно было бы сделать более заостренным - есть война, есть относительное советское благополучие, и есть состояние современного мира, который вообще не понимает, что будет в 2016 году».

Павел Андреевич Руднев - театральный критик, театральный менеджер,

помощник художественного руководителя МХТ имени А. П. Чехова 

Я всё ещё верю, что к жизни вернусь, —
Однажды на раннем рассвете проснусь.
На раннем, на лёгком, в прозрачной росе,
Где каплями ветки унизаны все́,
И в чаше росянки стоит озерко,
И в нём отражается бег облаков,
И я, наклоняясь лицом молодым,
Смотрю, как на чудо, на каплю воды,
И слёзы восторга бегут, и легко,
И виден весь мир далеко́-далеко́…

Я всё ещё верю, что раннее утро,
Знобя и сверкая, вернётся опять
Ко мне — обнищавшей,
безрадостно-мудрой,
Не смеющей радоваться и рыдать…

Видео: